Анализ показаний. Показания Лиды Пахомовой не содержат противоречий до того, пожалуй, момента, когда она сочла нужным отметить, что в три часа ночи, то есть уже после преступления, входная дверь была «на палке». Мы заметили, как старательно все жильцы квартиры № 24 обходили вопрос об этой злополучной палке (за исключением Ильи Кузьмича — по причинам, которые будут подвергнуты анализу ниже), и это вполне естественно: палка резко ограничивает круг подозреваемых и замыкает его в стенах квартиры № 24. Кстати, мы пока и не настаивали на том, чтобы жильцы давали показания по этому пункту. Это очень их сковало бы. Поэтому оговорка Лиды Пахомовой вряд ли была случайной: сознательно или бессознательно, но она хотела отметить, что к трем часам ночи все были дома. Причем ее проверка настолько отчетливо выпадает из внутренней логики ее поведения (сомнительно, во-первых, чтобы она, озабоченная состоянием ребенка, стала прислушиваться к входной двери, во-вторых, далеко не всякая женщина, и уж тем более не такого психического склада, рискнула бы в одиночестве выяснять, кто там «стоит за дверью», и, наконец, навряд ли она могла что-нибудь услышать из своего дальнего конца коридора и тем более из своей комнаты), что мы вольны толковать ее либо как указание (неуверенное, осторожное) на то, что преступника следует искать среди жильцов, либо как стремление защититься от возможных показаний других жильцов, которые могли слышать ее шаги в коридоре.
Показания Николая Пахомова бедны информацией и не содержат никаких противоречий (вполне возможно, что роль сиделки у больного ребенка взяла на себя жена, в то время как муж преспокойно спит), кроме чисто внешнего: уж слишком безмятежно провел вечер 26 мая этот согласно показаниям других жильцов буян и дебошир.
Полина Дмитриевна Полуянова могла и не слышать плача Васеньки, который заставил Лиду Пахомову провести беспокойную ночь: люди, страдающие бессонницей (или убежденные, что страдают), зачастую переоценивают свой недуг. После крепкого сна они могут проснуться, взглянуть на часы и с ужасом подумать, что не спят целую вечность. Кроме того, мы уже убедились, что показаниям Полины Дмитриевны нельзя особенно доверять и бессонница ее — недостаточное подтверждение алиби Геры. Шаги, о которых она так своевременно вспомнила, могли быть также придуманы для убедительности этого алиби. Личная же ее непричастность не вызывает у нас сомнения, хотя очевидных гарантий и нет.
Гера Полуянов пока единственный из жильцов квартиры № 24, находившийся в коридоре в получасовой близости ко времени преступления. (Впрочем, нет: мы забыли об Илье Кузьмиче, вышедшем погасить за ним свет.) Нет никаких твердых гарантий, что Гера покинул коридор в 0.30, а если и покинул, то не вернулся вновь: погашенный свет — не помеха для выяснения отношений по телефону. Тем более таких запутанных отношений.
Что же касается Ильи Кузьмича Тихонова, то он единственный из жильцов, который настаивает на том, что преступник не мог проникнуть извне. Идя в своей логике до конца, он единственный точно указывает, на кого, по его мнению, может падать подозрение. Это Гера Полуянов, Николай Пахомов и он сам. Надо отметить, что преступление (по крайней мере, взлом) носит отчетливо выраженный «мужской» почерк. Кроме того, Тихонов единственный (если не считать Николая), кто не слышал шагов в коридоре после ухода Геры. Сам Гера не говорит, что он их не слышал: он по этому вопросу вообще ничего не говорит. Нельзя забывать и о том, что Тихонов — единственный из жильцов, кто часто бывал у Гиндиной и мог знать о тайнике. И наконец, Илья Кузьмич последний из жильцов, выходивший в коридор в ночь убийства. Сопоставляя все эти моменты, можно сделать вывод, что он мог быть соучастником преступления. Скажем, соучастником, открывшим убийце дверь. Но в таком случае зачем ему настаивать на том, что дверь была закрыта на палку? Подозрения в соучастии это отнюдь не снимает. Здесь могут быть такие объяснения:
а) Тихонов — соучастник преступления (или преступник) и, навлекая на себя непосредственное обвинение, рассчитывает на то, что из троих им указанных он наименее возможный кандидат. Но для преступника это слишком слабая логика. Может быть, он предполагает, что кто-то мог видеть заложенную на палку дверь, и хочет упредить? Но, с другой стороны, зачем соучастнику вообще закладывать дверь на палку и затруднять своему сообщнику свободу действий? В конце концов, Тихонов мог просто «забыть» это сделать.
б) Тихонов не виновен, но вводит следствие в заблуждение (дверь не была заложена), с тем чтобы насолить тем двоим. Вполне логичное, а в условиях «коммуналки» даже реальное предположение.
в) Тихонов не виновен и говорит правду просто потому, что не виновен и говорит правду. Собственно, с этого можно было бы начинать: самое естественное и самое оптимистическое предположение. Но все-таки прежде не мешало бы удостовериться в несостоятельности предыдущих.
Легко понять, почему Галина Карнаухова сразу не упомянула в своих показаниях о происшедшей между нею и матерью ссоре. Ведь это был последний разговор в их жизни. Вполне возможно, что ей больно и стыдно было об этом вспоминать. Но то, что разговор шел о деньгах, она категорически отрицает. Понятно также, для чего Галина упомянула о телефонном звонке «знакомого». Она решила (и не без оснований), что в условиях коммунальной квартиры такой звонок Гера скрыть не сможет.
Что же касается Андрея Карнаухова, то в его показаниях есть лишь один неясный пункт: звонок Полуянова, который он должен был слышать. Вряд ли Карнаухов не обратил внимания на телефонный разговор, который его жена вела в половине первого ночи. Но, может быть, он полагает, что Галина тоже умолчит об этом звонке? Особого согласия между супругами нет, и исключить возможность такого разнобоя в показаниях Карнауховых мы не можем.